Был разгар лета и наша семья - мой муж, две дочери, котёнок Чапик и я готовились к поездке на дачу. Мы планировали ехать вначале июля, но отъезд отложился и только двадцатого  июля мы выехали на дачу.
Решили ехать поездом, на машине детей укачивало. Поезд отходил в девять  часов утра и в половине второго мы уже должны были быть у себя на даче.
В комфортабельном вагоне было удобно, весело, шумно. Все ехали на отдых. Постоянно раздавались звонки мобильных телефонов.
Поезд отошёл без опоздания. Мы расположились на своих местах. Младшая и муж дремали, старшая – читала, а я с удовольствием разгадывала кроссворд. Чапик сладко спал у меня на коленях. Несколько раз позвонила моя сестра, узнать, как мы едем. Звонили знакомые.
В половине первого позвонила одна моя пациентка. Я попросила её перезвонить через час, когда буду уже дома и спокойно смогу с ней поговорить.
А через  минут   сорок  начался кошмар...
Наш скорый поезд за всё время пути должен был сделать три -четыре  остановки на крупных узловых станциях. И вдруг он останавливается в деревне, где не было даже перрона  и о существовании которой, лично я до того времени и не знала.
На вопрос, почему скорый поезд остановился, проводники отвечали, что произошло обесточивание линии. Так, в ожидании электричества, мы прождали  тридцать  минут.
Наконец, поезд двинулся. Эмоциональное напряжение, вызванное непредвиденной остановкой, стало спадать. Опять слышен стал в вагоне громкий разговор, хохот. Наш Чапик привлекал внимание пассажиров, дети подходили его приласкать.
Вдруг я почувствовала запах дыма. Спросила у мужа, чувствует ли и он запах. Муж меня успокоил, сказал, что,  возможно,  что-то жгут на полях, мимо которых проносится наш поезд. Я успокоилась.
Но, спустя некоторое время запах горелого появился вновь и больше уже не рассеивался.
Стало ясно, что запах дыма поступал не извне, он шёл из поезда. Постепенно все стали ощущать запах дыма. Гул, стоявший в вагоне, стал стихать и вскоре совсем смолк. Впереди уже виднелся вход в тоннель. После тоннеля на крупной узловой станции мы сходили. Оставалось ехать считанные минуты. Тоннель этот был очень длинный. Наш скорый поезд на полном ходу въехал в тоннель. И вдруг ход его стал замедляться.
Поезд ехал всё медленнее и медленнее и вскоре остановился. Также медленно гас свет.
Мы оказались в тоннеле, в остановившемся поезде  и в полной темноте. Некоторое время раздавались ещё весёлые голоса, шутки. А потом наступила тишина.
Стало страшно.
Никто не мог понять, что произошло. Проводники призывали соблюдать спокойствие, но ничего не объясняли. Их спокойствие больше раздражало, чем успокаивало. Мы хотели знать, что происходит, а нам говорили, что всё в порядке. Включили свет, но напряжение было очень низким, с трудом можно было разглядеть лица.
Началась паника.
Дети кричали, плакали. У меня на одной руке висел Чапик, другой я вцепилась в руку младшей  дочери. Старшую держал муж.
По полу вагона ходить стало опасно, искры метались во все стороны. Все залезли на скамейки. Только в одном вагоне была открыта дверь, в остальных трёх – двери были закрыты, их заклинило. Мужчины пытались разбить стёкла в окнах, но они не разбивались. У всех в глазах был страх и немой вопрос: «когда всё это закончится?» От запаха дыма пассажиры начали кашлять, некоторым  уже  становилось плохо.
Мы ждали с узловой станции приход электровоза. Наконец, электровоз пришёл  и мы поехали. Но с движением поезда запах дыма стал чувствоваться сильнее, бегающих искр по полу стало ещё больше. Мы ехали на большой скорости, надо было успеть выехать из тоннеля.
Наконец, мы выехали.
Поезд остановился, и все пассажиры кинулись к единственному выходу. Когда все сошли с поезда, то стали друг друга поздравлять.
Проводники не разрешали стоять около вагонов, непонятно было почему. Мы это только потом поняли. Все спустились без багажа, но возвращаться за ним никто не рисковал.
Минут через  пятнадцать  весь состав вспыхнул.
Это было страшное зрелище. Все застыли и смотрели, как он горит. Ведь он мог воспламениться ещё там, в тоннеле. Об этом не говорили, но так думал, я уверена, каждый.
Мы своим ходом добрались до своего дома.
Несколько дней мы шептали, не могли говорить, от дыма раздражены были связки. Когда немного отошли от пережитого, решили вернуться в город, но не поездом, а машиной. Об укачивании и не думали.
Этот день - двадцатое  июля  две тысячи второго  года мы будем помнить всегда.

Конец